Embedded Files
Post date: 25.12.2014 14:09:08
Европейский медицинский центр планирует на базе своего госпиталя в Москве создать специализированный онкологический центр полного цикла с применением методов радиохирургии и позитронно-эмиссионной томографии. Количество пациентов с диагнозом «рак» в России растет, растут и очереди в государственные и частные больницы. О том, как можно обнаружить болезнь на ранней стадии и доступно ли российским пациентам современное оборудование и инновационные технологии, рассказал заместитель генерального директора по медицине EMC, врач-рентгенолог, радиолог, доктор медицинских наук, профессор Сергей Морозов. – Почему появились идея создания онкологического центра?– Количество онкологических пациентов в России ежегодно увеличивается. Растет заболеваемость, увеличивается смертность. По официальной статистике, ежегодно в стране регистрируется около 500 тысяч новых случаев заболевания раком. В последние 10 лет заболеваемость выросла на 18−25%.
– На какой стадии чаще всего у россиян обнаруживается рак?
– Половина пациентов – это третья или четвертая стадия заболевания. Это огромная цифра, она должна быть существенно ниже. И это результат того, что в России совершенно не работает система ранней диагностики. То есть то, что за рубежом называется системой скрининга, а у нас – диспансерным наблюдением. Например, система скрининга и профилактики рака шейки матки не работает. Систему ранней диагностики рака молочной железы тоже невозможно назвать работающей. В правильно выстроенной системе скрининга каждая женщина, достигнув определенного возраста, просто должна по умолчанию получать письмо, в котором ей напоминают, что пора пройти обследование. Пожалуйста, приходите, запишитесь на прием к такому-то специалисту туда-то. Дальше должна быть система, которая все это отслеживает, накапливает информацию.
Но в целом о маммологическом скрининге у нас еще как-то думают, а некоторые области полностью игнорируются. Например, скрининг рака толстой кишки или шейки матки. Нет системы и нет культуры ранних обследований и понимания того, что человек сам должен думать о своем здоровье. Пациенты не ходят, например, на колоноскопию.
– Неприятная процедура.
– Существуют, конечно же, альтернативные методики, например, КТ-колонография. Сейчас активно развиваются методы неинвазивной диагностики, которые делают исследование максимально комфортным, безвредным для пациента, но при этом высокоинформативным. Например, КТ-колонография, виртуальная колоноскопия – мультиспиральная КТ с очень тонкими срезами, метод, не доставляющий никаких неприятных ощущений, в отличие от колоноскопии. Чувствительность метода при диагностике полипов более 1 см – 90% при продолжительности исследования 10 минут, с низким уровнем ложноположительных и ложноотрицательных результатов.
– Какие обязательные исследования предполагает система скрининга?
– В любой программе ранней диагностики ориентируются на социально значимые, частые, но потенциально излечимые заболевания. Существует статистика, какие опухоли чаще всего диагностируются у населения конкретной страны, определены риски для определенных групп. В России, например, среди онкологических заболеваний у женщин чаще встречается рак молочной железы, рак легкого, рак кишечника, рак шейки матки. У мужчин – рак предстательной железы, рак кишечника, рак легкого. И, выявляя на ранней стадии эти опухоли, мы можем помочь максимальному количеству пациентов. При этом мы понимаем, что при скрининге исключить какую-то другую опухоль или выявить редкую опухоль на ранней стадии невозможно. Любой человек имеет риск развития опухоли в течение жизни в среднем около 20−25%. В России существуют рекомендации о проведении скрининговых обследований: маммография и РАР-тест (на рак шейки матки) – для женщин, анализ крови на простатоспецифический антиген (ПСА) – для мужчин, ежегодный анализ кала на скрытую кровь и колоноскопии раз в 5−10 лет, начиная с возраста 50 лет. Но эти тесты только называются обязательными, на самом деле скрининг – дело добровольное, требующее ответственного отношения к своему здоровью. Дополнительные трудности при походе в поликлинику (сложность записи к нужному специалисту, низкий уровень качества обслуживания) снижают степень охвата населения программами скрининга.
– Как же работает система скрининга в Европе, в США, то есть в странах с развитой системой здравоохранения?
– В этих странах существуют графики исследований. В зависимости от того, в какой возрастной группе находится пациент, врач решает, какие исследования необходимо провести. Они в разные годы разные. То есть маммографию предложат провести один раз в 1−2 года в интервале с 35−40 лет до 70−75 лет, в разных странах есть определенные вариации. Мы знаем, что в интервале от 40 до 70 лет проведение маммографии достоверно снижает смертность от рака молочной железы. Колоноскопия должна делаться раз в пять или даже в десять лет, начиная с 50 лет, это международная рекомендация. То, что этот подход действует, можно убедиться собственными глазами и в России. В медучреждениях, относящихся к ведомственным государственным структурам. Там действительно проводится регулярный скрининг. И пусть их программа может не соответствовать всем современным международным рекомендациям, но в таких учреждениях вы легко найдете пациентов, которым и 80, и 90 лет, у которых диагностируется какая-нибудь третья или пятая по счету опухоль. И от каждой из которых они излечиваются, потому что обнаружили на ранней стадии.
– А о каких современных рекомендациях вы упомянули?
– Известно, что применение компьютерной томографии как метода ранней диагностики рака легкого на 20% снижает смертность от этого заболевания. Это огромная цифра. Это показало недавнее исследование, в котором применялись рентгенография и компьютерная томография. За 20 лет наблюдений пришли к выводу, что в группе пациентов, обследовавшихся на КТ, количество смертей от рака легкого снизилось на 20%, в отличие от группы рентген-диагностики. Другой вопрос, насколько это возможно в масштабе страны с учетом доступности оборудования и стоимости обследований. Но скрининг действительно позволяет сохранить жизни.
– Кто оплачивает на Западе эти исследования?
– Государственная и страховая медицина. У государства прямой интерес в том, чтобы снизить расходы на дорогостоящее лечение и диагностику уже заболевших пациентов. Экономия не только на лечении, но и на оплате инвалидности. У нас 20% пациентов становятся инвалидами по причине онкологических заболеваний. Это огромные затраты. Развивая раннюю диагностику, их можно существенно снизить.
– Что же делает наше государство в борьбе с онкологическими заболеваниями? На что тратятся те немалые деньги, которые выделяются на государственную онкологическую программу?
– На высокотехнологичную помощь, например. Она действительно стала более доступной. Программы высокотехнологичной медицинской помощи (ВМП) позволяют пациентам пройти сложное лечение в России. Но это по-прежнему весьма узкий сегмент здравоохранения. Зачастую эту помощь бывает трудно получить. Объемы финансирования ВМП постоянно меняются, оказывается, что несмотря на возможность лечения за счет такой программы, возникают какие-то дополнительные затраты, которые должны оплачивать сами пациенты. Если брать статистику, мы видим, что несмотря на развитие государственных программ, пациенты из своего кармана платят все больше. Заявляется одно, а на деле программа не всегда работает.
– А как много в стране таких центров, оснащенных высокотехнологичным оборудованием? Достаточно ли их?
– Для примера можно взять центры позитронно-эмиссионной томографии (ПЭТ). Потребность в них, по разным оценкам, порядка 100−150 на всю страну. Сегодня в России реально работают около 10 центров. То есть 10% от потребности. Государство, правда, не включает ПЭТ/КТ в стандарты медицинской помощи. Но онкологические пациенты в XXI веке лечатся таргетными препаратами, то есть теми, у которых мишенями являются молекулы. Лечить ими невозможно, не имея ПЭТ-диагностики, отслеживающей изменения на клеточном уровне. Вы, к примеру, назначаете дорогой препарат (десятки тысяч долларов или евро на курс лечения), и так складывается, что он не действует и нужно его поменять на другой, тоже очень дорогой препарат. Если сделать ПЭТ-диагностику, это можно обнаружить через 2−3 недели после начала лечения. А без нее теряется время, большие деньги, и лечение становится бессмысленным.
Сегодня усилия онкологов направлены на определение специфических генетических характеристик опухоли у конкретного пациента с целью подбора наиболее эффективного индивидуального метода лечения. Например, рак легкого или рак молочной железы имеют множество подтипов с особенностями мутации, и нужно определить индивидуальную чувствительность к препарату для конкретного пациента и своевременно оценить эффективность начатого лечения. Для этого в международных стандартах, в частности, предусмотрена ПЭТ-диагностика, позволяющая вовремя определить эффективность или неэффективность проводимой таргетной терапии и при необходимости скорректировать лечение.
– То есть диагностика, как и фармацевтика, шагнула далеко?
– Конечно, сейчас диагностика развивается очень быстро, она далеко ушла от базовых УЗИ печени, почек, селезенки и рентгенографии органов грудной клетки. Диагностика теперь занимается всем телом. Есть методики ПЭТ/КТ, МРТ, КТ всего тела. Дело в том, что с помощью обследования всего тела мы можем комплексно визуализировать онкологическое заболевание у пациента и в результате повысить информативность и снизить лучевую нагрузку. В онкологии это очень важно, потому что опухоль выявляется в одном месте, а метастазы – в другом.
За счет развития радиофармпрепаратов, молекулярных препаратов мы перешли на уровень клетки. Мы находим опухоль, потому что мы видим участок ткани тела человека, который вдруг неожиданно начал перерабатывать глюкозу со скоростью в десятки раз большей, чем все остальные ткани. Так же, например, активно, как наш мозг. Мы говорим: «Глюкозы надо съесть, чтобы мозг заработал». Так вот, с помощью ПЭТ/КТ мы находим у человека трехмиллиметровые участки в теле, которые вдруг стали метаболически намного более активны, чем все другие ткани. И понимаем, что, скорее всего, это злокачественная опухоль, потому что именно для злокачественной опухоли характерно очень активное потребление глюкозы из крови.
– Но ведь такой метод не годится для здорового человека, которого ничего не беспокоит, для скрининга его ведь не используют?
– Конечно, нет. Мы постоянно балансируем между разными методами диагностики. Многие люди исходят из простой мысли, что самая лучшая методика, например, МРТ или ПЭТ/КТ. Или сейчас поголовно все очень верят в онкомаркеры. К сожалению, принцип «волшебной пилюли», позволяющей ответить на все вопросы, вовремя обнаружить и вылечить любые онкозаболевания, не работает. Современный врач-онколог должен быть экспертом в области выбора оптимальной комбинации диагностических методик для конкретного пациента, руководствоваться международными рекомендациями и консультироваться с врачами-рентгенологами и радиологами. Сам пациент не может сделать абсолютно правильный выбор, полагаясь на советы друзей или информацию, найденную в интернете, но не обладая всем объемом медицинских и специализированных знаний.
– А как в России ситуация с оснащенностью диагностическим оборудованием?
– В последние годы в медучреждениях России появилось много аппаратов и КТ, и МРТ, но сохраняется существенное отставание от западных клиник в оснащенности современным оборудованием и эффективности его использования. Больше всего оборудования в Москве и Санкт-Петербурге, именно здесь происходит концентрация технологий. В регионах они, конечно, тоже появляются, но там намного труднее решить проблему поиска квалифицированных кадров. В целом и частные, и государственные программы направлены на то, чтобы развивать современную медицину и ПЭТ-диагностику в частности. Количество ПЭТ-центров постепенно начинает увеличиваться. Однако врачи продолжают направлять пациентов в Израиль или Германию, несмотря на наличие ПЭТ-центров в Москве, Санкт-Петербурге, Челябинске, Уфе. Очереди на обследования, низкий уровень сервиса, несоблюдение международных стандартов диагностики заставляют пациентов искать альтернативы за рубежом. Понятно, что ПЭТ-диагностика является перспективным рынком для частной медицины.
– Получается, что диагностика на ранних стадиях смещается в большой степени в сторону ПЭТ/КТ?
– В онкологии это один из самых современных методов диагностики. Но все движется в область индивидуализированной медицины, индивидуального подбора препаратов, к индивидуальным особенностям пациента. Активно развивается молекулярная диагностика. То есть от уровня органов, тканей, клеток наука переходит на уровень молекулы. То есть сегодня оперировать без того, чтобы не сделать пациенту ПЭТ, невозможно. Простой пример. Пациенту диагностируется рак легкого, хирург говорит: «Прооперируем». На ПЭТ выявляется один небольшой метастаз в лимфоузле над ключицей или в противоположном корне легкого, что практически исключает возможность радикального хирургического лечения. Если применить правильную химиотерапию и лучевую терапию (радиохирургию), то пациент будет жить, сохранит трудоспособность и качество жизни. То есть выживаемость достаточно хорошая, несмотря на то что эта опухоль легкого диагностирована фактически на четвертой стадии. А вот если такого пациента сразу же прооперировать, то качество жизни резко снижается. То есть медицина сама может сделать больным человека по-настоящему, просто не выбрав правильный метод лечения.
Поэтому сегодня мы можем лечить пациента действительно в правильном направлении, только применив методики молекулярной диагностики и персонализированной медицины. Частные клиники в этом аспекте более активны, и мы видим, что больше и больше пациентов к нам обращаются за медицинской помощью. Эта тенденция будет сохраняться.
– Какие шаги делает EMC в этом направлении?
– EMC создает целый комплекс, который включает в себя лучевую терапию, радиохирургию, ПЭТ и циклотрон для производства радиофармпрепарата. Это уникальный препарат, который существует всего два часа, и за это время его нужно успеть ввести пациенту, чтобы получить качественное изображение на ПЭТ. Таким образом, наши врачи смогут предложить пациентам различные методы диагностики (лучевой и молекулярной), консервативного, хирургического, радиотерапевтического лечения, проводимого по международным стандартам. Понятно, что основными нашими конкурентами сегодня являются не российские, а западные клиники.
В ЕМС за несколько лет собралась уникальная мультидисциплинарная команда врачей, учившихся и работавших в клиниках за рубежом, включая иностранных специалистов. Соответственно, наши пациенты, проходящие обследование и лечение по поводу онкологических заболеваний, консультируются онкологом из США Юлией Мандельблат, радиологом из Израиля Евгением Либсоном, патоморфологом из Франции Ги Перро, лучевым терапевтом Нидалем Салимом, урологом из Франции Пьером Моно, хирургом-маммологом из Ирландии Искрой Даскаловой и многими другими. Выбор оптимальных методов лечения происходит через решения консилиумов с участием ведущих специалистов, многие из которых являются экспертами международных профессиональных ассоциаций и сообществ, авторами руководств и монографий, постоянными лекторами зарубежных и российских научных конгрессов и учебных курсов, проходящих на базе Медицинской школы EMC (www.mipmo.org). Нашими основными партнерами в области медицины и образовательных проектов являются Университетская клиника Фрайбурга (Германия), больница Хадасса (Израиль), клиника Кливленда (США).
– Кто лидеры на рынке диагностического оборудования сегодня? Кто поставляет его в вашу клинику?
– Мы ориентируемся больше не на лидеров, а на партнеров. То есть тех, с кем мы можем выстроить долгосрочные отношения. С одной стороны, цена имеет большое значение, но не в ущерб качеству оборудования. Мы ожидаем, что компания-партнер обеспечит и обучение специалистов, и сервисную поддержку оборудования на период хотя бы 5−7 лет. У нас сейчас и КТ, и МРТ, и рентген, и ультразвук работают круглосуточно, семь дней в неделю, 365 дней в году. Значит, мы не можем выбирать и покупать оборудование у того, кто нам не обеспечит качественный сервис и адекватное обучение специалистов работе именно на этом виде оборудования. Мы выбрали комплекс оборудования для радионуклидной диагностики (включая ПЭТ/КТ) и планирования лучевой терапии производства компании Philips, обладающей огромным опытом в реализации и поддержке подобных проектов.
Когда планируется любой большой проект, нам важно понимать все этапы, как все будет организовано, начиная от чертежа и заканчивая техническим сопровождением и обучением специалистов. Например, возьмем условия в помещениях для ПЭТ/КТ диагностики. Там принципиально важно, чтобы пациент, пока ожидает исследования уже после внутривенного введения радиофармпрепаратов, находился в спокойном состоянии. Если он будет нервничать, двигаться, даже если просто станет лежа читать, то повышается риск получения ложноположительных результатов. Например, существуют системы комфортного освещения, которые успокаивают пациента во время ожидания, распределения препарата и проведения исследования. Это все детали, которые имеют огромное значение.
– То есть пациенты обращают внимание не только на инновационные технологии, но и на другие факторы?
– Пациентам трудно оценить истинную эффективность работы врачей. Соответственно, оценка пациентами качества медицины осуществляется по субъективным критериям. Первое – это интерьер. Насколько пациенту комфортно внутри клиники, какие материалы использованы, какие цвета. Второе – насколько качественно организован процесс. И третье – это отношение людей. Вот тогда пациенты действительно считают, что это учреждение предоставляет качественный уровень медицинской помощи. И компании, которые предлагают решения в области организации пациентоориентированной медицинской помощи, оказываются среди лидеров рынка. Подобные компании не просто продают оборудование, но и помогают нам работать лучше на основе долговременного партнерства.
Компании-производители высокотехнологичного оборудования сегодня конкурируют в большей степени за счет своих образовательных программ, за счет сервисной поддержки, за счет готовности обеспечить сопровождение всего проекта.
– В какую же сторону движется развитие диагностического оборудования?
– Долгое время был период, когда развивалось само оборудование. Сейчас мы видим новые технологические решения, которые позволяют повысить качество изображений на 3−5%. Но информационные IT-решения дают совершенно потрясающие новые возможности. То есть сегодня очень много медицинских решений, которые развиваются именно за счет новых алгоритмов анализа изображений, за счет новых способов передачи изображений, за счет сопоставления клинических, лабораторных и диагностических данных. То есть сегодня IT является очень мощным драйвером развития медицины. И очень хорошо, когда в одной компании все это концентрируется. В частности, выбирая партнеров для реализации новых медицинских проектов, мы ориентируемся на то, что у них есть полная линейка: и станции для анализа, и программы автоматического поиска патологических очагов, и современные компьютерные томографы, рентгеновское оборудование, позитронно-эмиссионная томография. Несколько лет назад появились совмещенные ПЭТ/МРТ-томографы. Прогресс не останавливается, сейчас развитие идет в основном за счет IT-составляющей, мы отслеживаем эти тенденции и выбираем для EMC лучшие медицинские технологии. В настоящее время мы работаем над проектом реконструкции ГКБ №63, которая по концессионному соглашению между EMC и правительством Москвы будет превращена в уникальный высокотехнологичный медицинский кластер, работающий по направлениям перинатальной медицины, интервенционной кардиологии, эндоваскулярной хирургии и реабилитации. Естественно, что оснащение этого центра будет осуществляться с использованием самых современных технологий. Сегодня EMC ежегодно посещают более 200 тысяч пациентов, которые делают выбор в пользу медицины европейского качества в Москве. К 2018 году мы сможем предложить нашим пациентам все возможности современной университетской клиники по любым медицинским направлениям.
Источник: rbc.ru
Report abuse